Советское районирование городов, как и многие другие того времени задумки, создавало из личностей массу, не помнящую родства и с рождения приученную к серости. Тогда как русский город всегда отличался стремлением построить общее из индивидуальностей. Что нам, исходя из этого, делать с жилым пространством городов?
Что имеем.
С какого ты микрорайона?
Эти территориальные единицы продолжают пожирать дух и уют российских городов. Площадь типичного микрорайона – от 10 до 60 га. На этой территории должны разместиться 3-4 жилые группы, состоящие из нескольких (обычно однотипных и многоэтажных) домов, детского сада, школы, поликлиники, спортивных площадок и нескольких магазинов. У нас микрорайоны начали появляться в 60-х годах и продолжают строиться до сих пор, хотя в Европе от такой концепции начали отходить уже в 70-х, отдавая предпочтение квартальной застройке городских пространств. Кварталы меньше по размеру (в среднем 100 х 100 м) и ниже по количеству этажей, а главное, кварталы делятся улицами – артериями, сосудами, реками или как угодно их назовите, тогда как район – это одно большое болото и метафизически и культурно, и зачастую в прямом смысле.
Давящая атмосфера однотипных и высоких зданий вызывает не очень светлые чувства, однако это не самое страшное, с чем могут столкнуться жители, например, микрорайона Гольяново, который занимает 3 место в рейтинге самых криминальных мест на Земле, по версии одного из исследований HuffingtonPost.
Микрорайоны также часто вызывают негативные эмоции из-за населяющих их большого количества мигрантов. Несмотря на официальную статистику, которая демонстрирует невысокий уровень преступности мигрантов, среди многих русских или, шире, лиц славянской внешности существует к ним предубеждение, многие опасаются ходить в темное время суток по районам, где из-за ведущегося строительства большое скопление гастарбайтеров. И это, может быть, не лишено смысла при том, что криминальную обстановку в микрорайонах, огромных по территории, с пустырями, гаражами и т.п., очень сложно контролировать.
Спальные районы
Удаленные районы от деловых центров. Они также состоят из микрорайонов, но еще одно их закавыченное «преимущество» в том, что большинство жителей возвращаются в свои дома только для того, чтобы спать. Всеми остальными делами: работой, покупками, развлечениями – они занимаются в местах с более развитой инфраструктурой. Такие районы раньше располагались относительно недалеко от крупных промышленных предприятий, ныне мертвых. В советские годы многие спальные районы Москвы были оторваны от остальных прежде всего из-за проблем с транспортом. Некоторые станции метро открылись только в 90-х/начале 2000-х годах. Однако метро – это лишь симулякр способности в любой момент выйти в город, микрорайонное состояние души горожанина невозможно так переломить.
Важное наблюдение социологов состоит в том, что большинство жителей варится в спальном районе как в неком экспериментальном зоопарке, создавая чудовищные формы социализации. «По нашим исследованиям, в подобных застройках с начала 70-х годов и позже только порядка 30 процентов населения покидает этот район чаще, чем раз в неделю» – говорит Петр Иванов, научный сотрудник Высшей школы урбанистики НИУ ВШЭ.
Что нужно.
Кварталы, дворы и скверы
Устройство дворов рядом с жилыми домами имеет важное социальное значение. С одной стороны, иногда можно просто порадоваться тому, что он существует в более-менее приличном виде. С другой стороны, даже в благоустроенных дворах с хорошими детскими площадками и зоной отдыха все обстоит не совсем просто, если такой двор являются частью микрорайона и обслуживается не жителями, а коммунальными службами:
Петр Иванов, Высшая школа урбанистики, НИУ ВШЭ: «Даже весьма незначительные изменения энкаунтеров (окружающих явлений и предметов) могут повлечь за собой коллапс дворового сообщества – замена лавочки, на которой помещалось три бабушки, на лавочку, на которой помещаются две, или замена детского городка для детей старше 7 лет на детский городок для более младшего возраста. В одном дворе я наблюдал, как исчезло сообщество мужчин-пенсионеров, увлекавшихся ворк-аутом – для них было принципиально, что брусья были расположены поодаль от дорожек, и никто на них не смотрел во время их тренировок. Нестабильность пространства, постоянная угроза того, что энкаунтер, вокруг которого формируется сообщество, будет видоизменен и уничтожен, а также отсутствие легитимных и понятных способов защиты от внешнего воздействия приводит к тому, что локальные сообщества не в состоянии сложится вокруг единой пространственной идентичности».
Дворы характерны, а скорее даже возможны именно в квартальных застройках, которые расположены так, чтобы у каждого дома было свое внутреннее пространство, не выходящее на улицу. В микрорайонах же дворы зачастую отсутствуют. Построенные по менее четкой системе, они представляют собой дома, в свободном порядке расставленные по огромной территории и образующие большие пустыри, часто заброшенные и грязные. При этом сами дома могут выглядеть вполне достойно, однако неухоженная территория вокруг создает неприятную атмосферу. И вернемся к улицам, которые в микрорайонной структуре являются лишь подъездными путями, а не каналами социальной жизни города.
Пригородный тип застроек
Если в Москве представить районы малоэтажных домов, построенных по принципу пригородной застройки (как, например, в США) уже едва ли возможно, то города поменьше вполне могут развиваться таким образом. И вроде бы об этом варианте развития городов сейчас довольно серьезно думают, но пока думают микрорайоны все растут.
По мнению многих урбанистов, и мы уже писали об этом, один из наиболее интересных путей развития городов в России - это как раз усадебно-ландшафтная малоэтажная урбанизация с опорой на сохранение существующих малых городов, которых более тысячи в стране.
Известно, что эрозия сельскохозяйственных земель происходит в 10-40 раз быстрее, чем почвообразование, и в 500 — 10’000 раз быстрее, чем эрозия почвы в лесу. Соответственно, вырубка леса может привести к экологическому суициду нации. Лес в Москве использовался очень энергично: был основным строительным и топочным материалом; после каждого пожара город отстраивался, по сути, заново, потребляя значительные объёмы древесины. Первым сообщением об итогах массовой вырубки леса можно считать замечание Сигизмунда Герберштейна[2] в 1517 году: «По пням больших деревьев, видным и поныне, ясно, что вся страна ещё не так давно была очень лесистой».Варварская деятельность человека не могла не сказаться на животном мире. Если ещё в XVI веке Р. Барберини писал о богатстве подмосковной фауны — «При этой обители (Сергиева Лавра) находятся обширные леса и пропасть зверей; между прочим, в особенности множество огромнейших медведей, которые так бывают смелы, что и по домам нападают на людей…», — то уже через столетие С.Немоевский оставил унылое свидетельство — «Нет дикого зверя: серны, оленя, зубра, один волк да медведь; для забавы великому князю на одном месте есть немного лося; зато масса зайцев, и все белых…», — попутно заметив, что «Лесного товара (в Вологде) совсем нет, так как в целой Москве не найдётся ни одного дерева». И уже через столетие (с 1748 года) царским указом были вообще закрыты все энергоемкие производства на двести вёрст вокруг Москвы: заводы, кузницы, стекольни, винокурни и производство дёгтя.
Особый вред наносится автомобилями, технические параметры многих из которых не соответствуют требованиям по качеству выхлопных газов и сошли с конвейера ещё в советские времена. Износ шин дает цинк, дизельные моторы — кадмий. Эти тяжелые металлы относятся к сильным токсинам. Промышленные предприятия дают очень много пыли, окисей азота, железа, кальция, магния, кремния. Эти соединения не столь токсичны, однако снижают прозрачность атмосферы, дают на 50 % больше туманов, на 10 % больше осадков, на 30 % сокращают солнечную радиацию.
Комментариев нет:
Отправить комментарий